– Наша община невелика… – с трудом подыскивая слова, заговорил Селестий. – Мы живем закрыто, в местах, куда не ступает нога охотников и искателей приключений, которых полно в Весеречье. Но… с некоторых пор мы…

Он замолчал, глядя на стол с инструментами. Ники проследила за его взглядом: старик смотрел на один из ножей, с широкой ручкой и иззубренным лезвием – наверняка чтобы кромсать мягкие ткани живой плоти.

– Мы хотели бы перебраться в Вишенрог и… попросить у тебя защиты! – едва слышно произнес арестант.

От изумления архимагистр не сразу осознала услышанное. А когда осознала, так опешила, что позабыла о контроле над магическим щитом.

– Мы просим защиты у Твоего Могущества, – твердо повторил Селестий, – и гарантируем, что не причиним вреда жителям города и не станем склонять их в свою веру! Если ты пожелаешь, мы поклянемся в этом на огне и крови!

– Вы… что? – хрипло переспросила она.

* * *

Уставшая за день принцесса едва смежила глаза, как за дверью спальни что-то упало, после чего послышался сердитый шепот, переходящий в повышенные тона. Бруни встала с кровати, накинула халат, подошла к двери и прислушалась.

– Еще раз распустишь руки – я их тебе отрежу! – отчитывала кого-то Катарина, явно сдерживаясь, чтобы не заорать. – Всем вам одно и то же надобно! Думаешь, коли я ношу ребенка и не замужем, значит, можно меня лапать?

– Да как ты!.. – ответил дрожащий от возмущения голос Лисса Кройсона. – Пресвятые тапочки, какая же ты дура, Катарина!

Не дожидаясь ответной реплики, Бруни распахнула створку. Ее горничная и адъютант мужа прянули друг от друга, как ошпаренные коты.

– Катарина, иди спать! – приказала принцесса и перевела взгляд на Кройсона. – Лисс, останься.

Красный от гнева парнишка побледнел, затем снова покраснел и уставился в угол.

«Хорошо, что Кай работает допоздна! – невольно подумала принцесса. – Не нужно ему видеть своего адъютанта в таком состоянии!»

Сердито зыркнув в его сторону, Катарина вышла.

– Что между вами происходит, Лисс? – мягко спросила Бруни и, сев на диван, предложила юноше сесть рядом.

Он упрямо качнул головой, не желая нарушать этикет. На его щеках играли желваки. Долго молчал, затем ответил:

– Спросите у нее, Ваше Высочество!

Голос был полон обиды, такой детской, что принцесса с трудом скрыла улыбку – Весь обижался так же, когда считал, что с ним поступают несправедливо.

– Я спрашиваю у тебя, Лисс Кройсон, потому что ты мужчина и должен отвечать перед Богиней и людьми за себя и за женщину, которая тебе нравится! – строго сказала она.

– Она не просто нравится… – парень вызывающе посмотрел на Бруни. – Я люблю ее!

– Любишь женщину старше себя, которая ждет ребенка от другого? – безжалостно уточнила принцесса, пытаясь понять: осознаёт ли Лисс, что происходит на самом деле, или просто ослеплен страстью к хорошенькой горничной?

Кройсон выпрямил спину, вытянул руки по швам и свел каблуки. Его голос не дрогнул, когда он отрапортовал, как, бывало, докладывал о чем-то Его Высочеству Аркею:

– Люблю, Ваше Высочество! И я долго думал на этот счет! Пресветлая свидетель, я приму ее ребенка как своего! А того говнюка, что ей его заделал и смылся, судьба однажды накажет! Ой… Прошу прощения!

Принцесса кивнула.

– Хорошо, Лисс. Но, насколько я понимаю, Катарине сейчас претит любое мужское внимание, в том числе твое. Если ты так пытаешься заинтересовать ее – ты идешь по ложному пути.

– Но как? – горячо воскликнул юноша. – Я же к ней и так, и сяк… Комплименты, цветы по утрам…

– Цветы оставь, а с комплиментами погоди, – улыбнулась принцесса. – Постарайся окружить ее заботой – постоянной, но бессловесной. Особенно она понадобится, когда Катарина родит… Заодно и сам проверишь, справишься ли ты с ролью отца. И если не наделаешь ошибок, не решишь, что тебе это все не нужно, и не будешь торопиться, Катарина Солей, возможно, поймет, что Лиссу Кройсону нужно от нее нечто другое, чем остальным.

– Вы правда так думаете? – расцвел адъютант.

Бруни кивнула.

– Знаете, – задумчиво добавил Кройсон, – а ведь это похоже на осаду! Серьезную такую осаду, с продуманной стратегией и тактикой ведения боя… И мне это нравится!

– Ну, всяко лучше, чем бросаться в атаку сломя голову, не имея данных разведки и не подозревая об истинном количестве сил противника! – раздалось от двери.

Бруни вскинула голову и увидела мужа, плечом привалившегося к дверному косяку. Как давно он тут стоял?

– Хорошенько обдумай то, что сказала моя жена, Лисс, – сказал принц, подходя к Бруни и целуя ее, – она плохого не посоветует. Свободен!

– Слушаюсь! – радостно воскликнул адъютант и вышел, печатая шаг.

Аркей сел рядом с женой на диван, обнял ее и, устроив у себя на груди, уткнулся лицом в ее макушку.

– Как же ты вкусно пахнешь!

Бруни молчала, тихонько улыбаясь.

* * *

– Я не верю своим ушам! – воскликнула архимагистр. – Селестий, ну-ка повтори еще раз то, что сказал!

– Защиты, мы просим твоей защиты! – повторил отступник, упрямо глядя на нее.

– У меня? – уточнила Ники, все еще надеясь, что ослышалась или не так его поняла. – У той, что уничтожила вашего бога и до сих пор не чувствует угрызений совести на этот счет?

– У тебя! – в глазах отступника полыхнула ненависть.

Полыхнула живым огнем, тем, в котором сгорали на поле последней битвы сотни тысяч последователей Гересклета. Впрочем… бог был мертв, и ненависть быстро угасла.

– И от чего я должна буду вас защищать? – уточнила волшебница. Нет, не ошиблась, подозревая, что тема разговора ей не понравится!

Старик снова колебался, не отвечая. Она видела это по его ускользающему взгляду, по судорожно сжатым пальцам, по напряженным плечам.

– Ты же не настолько глуп, чтобы просить меня о помощи, не раскрывая карты? – мурлыкнула Никорин.

Из Селестия словно выкачали воздух – он едва не упал, но вовремя ухватился за край стола. На его лице сразу стали явными признаки возраста и тяжелой жизни, как будто перед Ники оказался другой человек, бледное подобие себя самого.

– Мы ведем свой род с давних времен, – тихо заговорил он, – с тех самых, когда, по легенде, ты, госпожа, уничтожила нашего бога… Но с его помощью несколько последователей выжили в битве и сохранили память о тех событиях. Было ли то проклятие Гересклета или его дар нашим предкам – я не знаю! Но они получили возможность передавать воспоминания из поколения в поколение. Поэтому я и мои братья и сестры действительно знаем, что это такое – раствориться в любви бога, которому поклоняешься! И слаще этого нет ничего на земле!